Семен Семенченко: Я человек довольно рассеянный, есть у меня такая проблема с детства

Матеріал з ДОСЬЄ
Перейти до навігації Перейти до пошуку
Семенченко, Семен Игоревич (Гришин Константин Сергеевич)
Семенченко Семен.jpg
Народный депутат Верховной Рады Украины  VIII созыва. Командир добровольческого батальона "Донбасс". Блогер. Руководитель парламентской комиссию по контролю над Минобороны.

Семен Семенченко назначает «Украинской правде» встречу на 10 утра субботы. Место встречи – его кабинет в здании комитетов Верховной Рады, который он делит с бывшим главой администрации президента Сергеем Пашинским.

Комбат-депутат опаздывает на 50 минут, заставляя ждать под дождем у Рады. В помещение нас не пускает охранник – молодой парень в форме с нашивкой «Нацгвардия». Имя Семена Семенченко ему незнакомо. «Я не всех депутатов тут знаю», - оправдывается он.

«Я сейчас подъеду, подождите еще», – отвечает по телефону комбат-депутат. Через десять минут он выходит из-за угла без верхней одежды, в темно-зеленой пайте и такого же цвета штанах. «Просто ровно в 10 вас здесь не было, а я время ценю – решил сделать пока другие дела», — объясняет Семенченко свое опоздание, но все же извиняется. «А вообще я, честно говоря, человек довольно рассеянный, есть у меня такая проблема с детства», - говорит он.

«Теперь вы нам кофе должны», - шутим мы. «Будет вам кофе. Попросим секретаря, она у нас одна на двоих с Пашинским», - сообщает Семенченко.

На входе охранник просит предъявить документы. При виде российского паспорта одной из корреспонденток Семенченко театрально охает.

«Сегодня увидел кучу фотожаб на себя – сделали даже мем, как будто я убил Кеннеди, -шутит Семенченко. – И понял восторг Антона Геращенко по поводу всех этих интернет-мемов. Он считает, что это – настоящее признание».

Кабинет Семенченко выглядит так, будто он в нем не появляется.

На рабочем столе – выключенный компьютер, открытый конверт и листок, исписанный мелкими треугольниками, чьими-то портретами и короткими заметками. В холодильнике пусто, а в шкафчике отсутствующего секретаря нет ни чая, ни кофе. Пользоваться кофеваркой, как выясняется, комбат-депутат не умеет.

Он уходит, чтобы попросить кого-то найти кофе. Спустя 15 минут в кабинет стучится мужчина в форме с тремя одноразовыми стаканчиками с американо. «Обращайся, если еще что-то нужно», - говорит он по-дружески Семену и уходит. Мы начинаем интервью.

- Кем вы себя считаете?

– Тем, кем я есть. Командиром батальона «Донбасс» и народным депутатом.

- То есть, для вас это две равнозначные роли?

– В принципе, да.

- В одном из своих интервью вы говорили, что выбираете, остаться комбатом или стать депутатом.

– Выбрал. Буду и тем, и тем.

- А как такое возможно? Как комбат вы должны быть на фронте, вместе с добровольцами. В Верховной Раде – принимать законы и не пропускать заседания.

– Батальон «Донбасс» – это не просто военное подразделение. Это фактически вооруженный отряд Майдана, задача которого – изменить систему. Пока что война заморожена, идут вялые перестрелки. Поэтому все сознание занимает вопрос о том, как нам построить мирную страну.

Ребята получают 980 гривен в месяц. Если бы они были военным подразделением, они бы могли пойти туда, где платят больше. Но, как у отряда Майдана, у нас не только военные задачи.

- Почему такая маленькая цифра? В апреле Антон Геращенко говорил о 4 000 гривен. Вы тоже об этом говорили.

– Никогда не было такой цифры. Я говорил, что люди идут защищать свое государство. Если убьют – значит убьют.

Кстати, информация в статье на которую вы ссылаетесь очень мало соответствует действительности.

Моя позиция следующая: мы пришли сюда менять страну. Мы создали кадровую роту, где зарплаты не намного, но выше. Но она у нас не заполнена. Потому что люди говорят, что пришли сюда не за деньгами. Эти люди резко отличаются от тех, кто философствует в теплых креслах.

- Кто входит в кадровую роту?

– Это люди, которые оформляются на постоянную службу в Национальную Гвардию и не являются резервистами. Что касается меня, то, как метко сказал Мустафа Найем, я считаю себя лоббистом общественных интересов в парламенте. Очень хорошо сказал, я даже это взял на вооружение.

- Но вы входите в состав правящей коалиции в парламенте. Разве вы не у власти?

– Нет, мы не у власти.

- «Самопоміч» не у власти? Вам нужна власть на президентских выборах?

– Нет. Нам нужна возможность сделать так, чтобы волонтеры, общественные активисты заняли места наших патентованных чиновников. Потому что они на порядок лучше выполняют свою работу. Мы сейчас боремся за то, чтобы в Раде заработала комиссия по общественному контролю за военной организацией государства. Это инструмент люстрации, инструмент выявления в обществе тех людей, которые готовы войти в Минобороны, органы безопасности, и работать честно.

- Прошу прощения, а что такое военная организация государства? Это аналог «Хезболлы» что ли?

– Нет. Открываем «Нормативно-правовую базу в сфере безопасности Украины» (выходит за книгой). Читаем: «военные организации государства – совокупность органов государственной власти военных формирований, созданных в соответствии с законами Украины, деятельность которых находится под демократическим гражданским контролем общества и непосредственно направлена на защиту интересов Украины от внешних и внутренних угроз».

То есть оборонка и военные подразделения, которые должны быть под гражданским контролем. Со стороны людей, которые находятся за пределами парламента и непосредственно Рады. У нас есть такой контроль? Нет. Мы добиваемся его, а во всем мире это есть.

- Такого количества депутатов-комбатов как в Украине нет нигде.

– А в мире вообще мало стран, на которые напала Россия, и где президентом был судимый Янукович. Мы вообще уникальная страна.

- Что сейчас происходит с батальоном «Донбасс»? После Иловайской трагедии бойцы рассказывали о том, что шла речь о расформировании батальона, поскольку большинство ваших попало в плен.

– Против Украины ведется информационная война. Затем информационная война переползла к нам из РФ. В период с марта по май разве можно было встретить в нашей прессе сообщения, порочащие батальоны, общественных активистов и волонтеров? Нет.

А сегодня пятая колонна из числа журналистов, которая сейчас снимает сюжеты для НТВ, занимается тем, что разваливает нашу страну. Услышанная вами информация часто не соответствует действительности. Нет такого количества пленных, о которых все говорят.

Тоже самое касается и дел в «Донбассе». В батальоне сейчас – 700 человек. Часть людей находится в Золочеве, это база Нацгвардии во Львовской области. С понедельника они прибывают в Киев, в подразделения.

Еще часть людей находятся в Луганской области, за Северодонецком, часть – в Старе под Киевом и еще часть – в Днепропетровске, у нас там лагерь. То есть постоянно происходят ротация и обучение. Также планирую, чтобы часть людей находились в Запорожье и Харькове, чтобы обеспечивать там безопасность.

Батальон проявил себя очень хорошо, освобождал города и стал лучшим штурмовым подразделением. И в Иловайске мы проявили себя отлично: задачу, поставленную перед батальоном, выполнили на 200%. Более 100 человек награждены орденами и медалями, знаками отличия. Не за что батальон Донбасс расформировывать – это фейк.

Что касается задач батальона в зоне АТО, у нас есть борьба с диверсионными группами. Еще одна задача – пресечение потока контрабанды, торговли разными спиртными напитками, а также гуманитарки, которую мы сейчас тоже решаем.

- Вы затронули тему информационной войны. Пресса пишет о мародерстве уже достаточно давно. И мы достаточно часто получаем такие сообщения от авторитетных людей.

– Я не говорю, что этого нет.

- Но вы отрицаете факты, которые есть.

– Я не отрицаю. Никогда не отрицал. Забейте в гугле «Не все, кто на фронте, герои». На Громадськом этот мой комментарий получил большое распространение.

Я об этом говорил, когда все еще стеснялись говорить. Эта проблема существует у нас, у пограничников, в Италии, США, в России — везде. Другое дело, что информационная политика ведется так, что те проблемы, которые существуют в других подразделениях, совсем не упоминаются.

И получается, что идет информационная кампания, а те герои, которых вы вчера носили на руках — мудаки и мародеры, рвущиеся к власти циники. Наше общество мало отличается от того, что было на Донбассе. Самосознание выше, но очень многим совсем легко забить баки.

- Мне кажется, что если бы вы вели более правильную информационную политику, то не было бы таких проблем.

– Помогите, контролируйте нас, звоните. Вы же демократические наши защитники и солдаты!

- Но в большей части своих выступлений вы говорите, что никакого мародерства нет. С губернатором Донецкой области (Александром Кихтенко) вы тоже спорили.

– Давайте поговорим о губернаторе Донецкой области. То, что он сказал, не соответствует действительности. И я вообще считаю, что тому человеку, о котором он сказал, нужно подать в суд.

Была другая история. Людей, которые дислоцировались в Красноармейске, назвали мародерами, будто они занимаются «отжимом». Уничтожить нас пытались, но не потому, что мы не нужны, а потому что мы не нужны им. А потом выяснилось, что много благодарностей от людей местных, от СБУ, потому что задержано много диверсантов. И потом они все извинились и спросили – а можно ли их там оставить.

- Следствие проводится по этим вопросам?

– Скажу честно: летом мы собрали 400 человек в батальоны, у нас было три недели на подготовку. Мне приходилось решать вопросы с обеспечением, с информационной поддержкой, вопросы подготовки личного состава при полном противодействии системы.

Я за три месяца выгнал 148 человек. И часть этих людей теперь «пионерит» по социальным сетям и рассказывает «правду».

За что выгоняли? Приходим в город, берем под контроль «Новую почту», начинаем наблюдать разные вещи. Зовем к себе, выясняем подробности и выгоняем после этого. Пришли люди, которые хотели играть в «Контр-Страйк» – очень жестокие. Были люди, которые не подчинялись – «хочу вот так и все — до свидания». Были люди, которые хотели показать жене, какие они смелые, а потом выяснялось, что война — это не детские игрушки.

Никто из этих людей не признается, что он мародер или трус. Если бы это было сейчас, я бы отдавал их под суд. Я просто понимаю, каково после всех этих смертей смотреть на то, как цинично ведут себя люди, которых мы выгоняли. И мы будем отдавать под суд. Тогда мы просто немного отделяли себя от государства.

- Вы именно по этой причине затеяли историю с гуманитарным конвоем Ахметова, чтобы сказать, что гуманитарный фонд Ахметова должен стать гуманитарным фондом государства?

– Хронология событий. Я публикую пост в интернете две недели назад – его легко найти, он собрал 15 000 лайков, – о том, что батальон «Донбасс» в Луганской области решил пресечь контрабанду водки, сигарет, бензина, и что мы решили разобраться со всем на месте. Потому что это коррупция и деньги не поступают в бюджет.

Это предательство, потому что они уже начинают барыжничать между собой, на государственные интересы им просто наплевать. Как представители комитетов по борьбе с коррупцией и нацбезопасности и обороне поехали в АТО.

Когда мы подъезжали к месту, прочли, что батальон «Днепр» остановил колонну фонда Рината Ахметова и обменял машину на шестерых пленных. Я перезвонил в «Днепр» и мне подтвердили, что это правда.

Для всех добровольцев главная проблема сейчас – ребята, которые находятся в плену. Тем более, ситуация с грузом фонда Рината Ахметова неоднозначна. Преувеличиваются масштабы гуманитарной катастрофы, а документы, предъявленные бойцам АТО, были выписаны на сеть магазинов «Брусничка», товары не были промаркированы как гуманитарная помощь.

Отсутствие доказательства того, что эта гуманитарная помощь действительно выдается инвалидам и пенсионерам, женщинам и детям, вызвало у бойцов батальона «Днепр» серьёзные подозрения: не попадает ли этот груз к террористам.

- Обмен человека на еду или деньги не является нормой в международной практике.

– Бросать своих – не является нормой нигде.

- Это разные вещи. Вы манипулируете. Пленными нельзя торговать, их можно менять на других пленных.

– Это известно всем, кроме добровольцев, которые своих товарищей не могут вытащить уже три месяца. Не меняют нам их на других пленных. Что делать?

Был бы хороший выход, если бы у нас был статус войны, а не АТО, и пленные попадали бы под Женевскую конвенцию.

Нам главное, чтобы ребята были дома. Мы за эти три месяца использовали все способы их вытащить. Я узнал, что «Днепр» поменял своих бойцов. Я противник денежных выкупов, потому что последнего выкупят фактически за миллиарды. Но если сепаратисты сами получают эту еду и поменяли на них наших пленных, это значит, что еще несколько человек увидели свои семьи.

…Продолжу хронологию. В итоге мы приезжаем на место, где стоит длинная колонна разных машин – и фонда Рината Ахметова и других владельцев, — в том числе с водкой, сигаретами. Мы открыли четыре машины и увидели те же продукты, которыми торгует сеть «Брусничка», той же расфасовки. По документам там также была торговая сеть «Брусничка». Там не было никакого детского питания – каша, масло, крупы.

- Но продукция фонда не только для детей предназначена.

– Совершенно верно. Начальник службы охраны фирмы, которая владеет «Брусничкой» сказал, что груз едет на «Донбасс Арену», которая не пострадала во время войны, и которую охраняют боевики батальона «Восток».

- Ее не охраняет батальон «Восток», я там была.

– Когда?

- Три дня назад. Никто его не охраняет. Кроме обычных сотрудников «Донбасс Арены».

– И фотографии есть?

- Я все обсмотрела. И «Грады» ваши пыталась там найти. Никого нет.

– Все там есть. Я сведу вас с людьми, которые туда приезжали.

- Да я там бываю регулярно.

– Я за вас рад. У меня там есть люди, которые там бывают регулярно. Давайте вы не будете говорить, что вся информация, которая есть у вас, это единственная информация на свете. Вот вы пообщаетесь с этими людьми и найдете истину. Может, вы просто в разное время с ними приходили.

Дальше я спрашиваю, а как в торговые сети Донецка попадает алкоголь и сигареты? На что они мне отвечают, что не знают. Потом я попросил ребят отпустить хотя бы манку, потому что она хотя бы похожа на детское питание. Правда, такую же мы едим на завтрак в казармах.

Мы едем в Луганскую область, а там батальон «Донбасс» тормозит огромное количество фур с алкоголем и сигаретами. Все едут на территорию, подконтрольную террористам. Очевидно, спасать от гуманитарной катастрофы.

- Вы сейчас сплели две разные истории – гуманитарную помощь и продажу…

– А я их разделяю четко! Я вам рассказал хронологию событий. Я ехал не для фонда Ахметова, я ехал по контрабанде и торговле. И по пути у меня как у депутата появились мысли относительно фонда Ахметова. Процесс гуманитарки, контрабанды и торговли я разделяю.

- Дайте уточнить. Вы считаете, что обменивать гуманитарку на еду – это нормально, так?

– Если боевики заинтересовались таким обменом и готовы, чтобы покушать, отдать нам пленных, считаю это супер-выход.

- Вы обсуждали этот вопрос с переговорщиками? Это центр освобождения пленных Рубана, межведомственный комитет при СБУ, специальный отдел в министерстве обороны…

– Прошу прощения, а кто их назначил переговорщиками?

- В каком смысле? Даже если Рубан выступает как волонтер, то, как минимум, существует комитет при СБУ и советник замминистра обороны Василий Будик, которые уполномочены государством по этим вопросам.

– Как только мы сформировали комитет по безопасности и обороне, первое, что мы сделали, — объявили слушания по поводу пленных и всех их приглашали. А второе – я месяц торчу в этой межведомственной комиссии и знаю, что эти ребята – волонтеры, и не являются лицами, уполномоченными государством. Говорю это для информации. А должны этим заниматься государственные структуры. Все это было построено абсолютно неправильно и потому было сорвано, с привлечением не тех посредников.

- У вас есть доказательства, что гуманитарка предназначается боевикам?

– Начну с личного опыта. Летом мы освобождаем Лисичанск. Бежит батальон «Призрак», у которого была отменная российская гуманитарка, и ничего из этого жителям не передавали. А там было большое количество лекарств, тушенка и детское питание. Мы потом долго выдавали это местным жителям – на протяжении полутора месяцев.

Второе – у меня есть отличие от других философов, которые рассказывают про Донбасс. Я сам в Донецке жил, у меня с Макеевки жена, трое детей, 60 процентов бойцов с Донбасса, масса людей, что мне пишут – я полностью владею информацией о том, что там происходит. И когда мне рассказывают сказки о том, что там люди бедные не получают пенсии, хотя их можно переоформить, и когда рассказывают, что там есть нечего, а в магазинах полки ломятся от еды. Не путайте села, которым правда нужна помощь, с благополучным по сравнению с ними Донецком.

- Кроме тех районов Донецка, которые бомбят.

– А кто же бомбит Донецк-то? Я вам скажу: никто. Сейчас никто его не бомбит.

- Неделя всего прошла с начала затишья.

– Бомбить начинают, когда боевики выезжают и сами бомбят по городу.

- Но в бомбоубежищах сидят не боевики, а их заложники.

– К этому вопросу мы еще вернемся. Почему все снимают ответственность с России за оккупированную территорию? Это очень удобно.

- Гуманитарная помощь – это не повод для политических манипуляций.

– Совершенно верно. Именно поэтому мы ими не занимаемся и предлагаем не заниматься фонду Ахметова.

У общества, в том числе у ребят на передовой, накопилась масса вопросов к деятельности Ахметова, как и к деятельности Партии регионов на Донбассе. Я всегда заявлял, что именно ПР в марте-апреле создали террористический анклав на Донбассе.

В настоящее время ответы на эти вопросы не получены, и ребята, являющиеся совестью общества, делают знак равенства между перевозом туда продуктов и финансированием боевиков. И не мы должны доказывать что-то, а они – по стандартам международной гуманитарной помощи. Должны существовать четкие доказательства, что эта помощь выдается людям. Должны быть списки, специальная маркировка, документы, процесс должен быть разделен с торговой сетью «Брусничка».

А давайте посмотрим, что делало государство. Почему в одном интервью министр соцполитики лишь в 25-м предложении заявляет, что наш груз – четыре фуры – не пустили? Где ООН, где международные организации, где пресса со всего мира и визг хотя бы наполовину такой же, какой поднял фонд Ахметова?

Или это был договорняк, чтобы доходила только его помощь? Я хочу, чтобы государство сделало то, что сделал я: переговорило с комиссаром ООН по правам беженцев, с ОБСЕ, и добилось, чтобы каждый факт задержки наших конвоев был известен всему миру, чтобы было давление на Россию. И чтобы были четкие доказательства выдачи гуманитарки людям.

Потому что наших солдат убивают очень хорошо накормленные боевики. Я хочу заставить государство выполнять свою функцию. Людям-то рассказывают, что это не Украина помогает, а фонд Ахметова.

- В этом вы правы, но вы не ответили на вопрос, есть ли у вас доказательства, что гуманитарка фонда идет конкретно боевикам.

– Первое: наш личный опыт на фронте. Второе: оперативная информация, поступающая из Донецка. Третье: несоответствие оформления документов стандартам отправки. Четвертое: отсутствие доказательств, которые они обязаны предоставлять.

Откройте любой закон о благотворительной деятельности. Все эти выдачи должны сопровождаться отчетностью. И вообще, не нам надо предоставлять эти доказательства, а государству.

- Следственные органы должны, по-вашему, этим заниматься?

– Я прошу прощения. Вы представляете, в какой стране мы живем? Ну какие следственные органы?

Мы же понимаем, что некоторые люди ходят на свободе. А многие из них готовят себе на будущее поля для возрождения. Мы хотим снова 2005 год? Так он кровавый будет. Если эта власть понимает, значит, это не наша власть.

- То, что ваша акция с гумконвоем…

– Это не моя акция!

- Но все это выглядит как народный суд. А народные суды проводит Алексей Мозговой в своем Алчевске.

– Вот вы сказали ключевое слово: выглядит. Его таким показали.

- Для того, чтобы это не выглядело так, нужно было сделать все четко: провести следственные действия, вызвать милицию, например.

– Девчата, ну вы же прекрасно знаете, что никакая милиция у нас не работает в Донецкой области. А во-вторых, мы вызывали милицию, они убежали. В Луганске они сказали, что торговля водкой – это законно. И мы пришли к выводу, что в Украине спокойной ситуации осталось всего два месяца, а дальше будет вторжение либо контрреволюция по полной схеме. Мы не успеваем, у нас нет власти в руках. Простым языком – нужно было бы вводить военное положение. Но есть столько минусов этого…

Говорю как человек, который пытается понять, что нужно сделать. Мы решили, что будем максимально реагировать на те моменты, которые для страны вредны. И максимально будем менять правовое поле, чтобы это действовало по закону.

Но, кстати, вы знаете, что люди, которые в зоне АТО выполняют должностные обязанности, имеют право останавливать любой груз? У них есть формальное основание: отсутствуют документы о передаче груза. Другое дело, что нужно существующие реалии перевести в законное русло, поэтому я сейчас пишу закон о статусе временно оккупированных территорий. И когда я слышу крики о том, что мы легитимизируем (ДНР — УП)… Да право силы уже это легитимизировало!

- Вообще в европейской стране…

– У нас не европейская страна.

- Для страны, которая этот путь выбрала, это неправильно.

– Но в Европе не воюет никто. Торговля с оккупированными территориями – это зло. Контрабанда – стоп! Нам нужно увеличивать бюджет на армию и лазейки контрабанды выводить в бюджет. Если нужно, поставим опечатанные большие копилки на границах, пусть туда деньги кидают. Я утрирую, конечно.

Третья проблема – гуманитарный фонд. Мы будем обращаться от Рады напрямую к ООН и ОБСЕ с целью привлечения организаций к оказанию гуманитарной помощи Донбассу. Это государственный конвой под эгидой Красного Креста и международных организаций.

Если их будут задерживать на таможне, то будем просто высылать туда вооруженных людей. Это должно делать государство. Пока что это делает фонд Ахметова, и пусть делает, но потом он должен будет положить деньги в общую копилку.

Кроме того, я считаю, что нужно наладить гуманитарную помощь на неоккупированные территории.

- Очень вовремя. Это нужно было делать еще с лета.

– А вы не видите взаимосвязи того, что мы подняли шум, и того, что теперь говорит Арсений Яценюк? Они же чувствуют настроения общества.

- При чем тут настроения? Это обязанности государства, не мне вам объяснять.

– О чем вы говорите? Какое государство? Это люди, которые находятся на разных должностях. У большинства из них нет ответственности перед государством, а есть ответственность перед своим командованием, вы это прекрасно знаете.

- Вопрос по поводу торговли. У нас есть две оккупированные территории: Донбасс и Крым. Вы говорите о том, что нужно запретить торговлю украинских производителей, так? Каким образом? И кому от этого будет хуже?

– Я смотрю, кому от этого будет лучше, и точно лучше будет Украине. Нам нужно делать все, что делали западные страны во время войны. Только гуманитарная помощь нашим нуждающимся гражданам. Это война.

Нам необходимо сделать так, чтобы появились добровольцы, готовые перекрыть коррупцию. Такие люди есть. Не надо перекладывать на них эту функцию, но временно, пока систему не наладим, можно. Давайте заминируем, в конце концов!

- Заминируем что?

– Те места, где ходят контрабандисты, и где сейчас может высадиться российская армия. Или просто поставить таблички и не минировать. Я хочу, чтобы наша страна победила в этой войне, чтобы выжили люди. А вы забываете, что у нас происходит в стране.

Вы знаете, что у нас два месяца зарплату не получают трамвайщики? Что курс доллара растет? Как живут переселенцы? Вы же все это знаете. На войне люди помогают друг другу.

Если тяжело, то всем тяжело. Потом будет легко. А не бывает такого, что одни сражаются, а другие кричат – помогите нам, мы бедные-несчастные. Надо помогать только тем, кто нуждается в помощи. А все остальные пусть защищают страну.

- А что с людьми, которые не могут выехать? На Донбассе осталось 700 тысяч пенсионеров, 400 тысяч смогли переоформить пенсии, а 300 тысяч не получают денег и не могут выехать.

– Почему они их не переоформили?

- Потому что они не могут сделать это физически. Что вы предложите таким людям? Многие остаются ухаживать за больными родителями и детьми, например.

– Фух… Я уж думал, вы сейчас спросите, не предлагаю ли я их уничтожить. Давайте так: я сказал, что нужно сделать для безопасности страны. Вторая часть – социальная, про людей, о которых нужно позаботиться. И я обязан урегулировать две составляющие. Мы начинаем писать закон и приглашаем волонтеров и активистов, которые занимаются этими вопросами, и вместе вырабатываем механизм, как это сделать, используя мировой опыт и наши реалии. Нужно для начала выяснить, какое количество людей не могут выехать. Как на них повлияет прекращение торговли, если пенсии и так нет? В таком случае им надо завозить гуманитарную помощь.

- Если вы запрещаете гумконвой Ахметова, то они ее не получат.

– Они ее, может, и так не получают, доказательств нет. Пусть работает Ахметов, но законно, а потом за него будет работать государство, а он будет давать деньги в государствнный фонд, если захочет.

- Как вы планируете договариваться с бизнесом? Вы же понимаете, что существует куча лоббистских групп. В Крыму, например, до сих пор есть «Сільпо» , а в Донецке – «Брусничка».

– Сейчас единственное время, когда это возможно. Кому доверяют люди? Тем, кто доказал себя в прошлом: волонтерам, активистам, депутатам, которые борются с коррупцией. Сейчас люди – это рычаг, который сильнее всех лоббистских групп. Если будем с помощью журналистов и честных людей объяснять народу, где схемы, а где то, что нужно для страны, то народ нам поверит и не допустит. Пока Майдан имеет энергию, можно все изменить. А лоббистские группы пусть идут к чертовой матери.

- А вы в курсе, что более 4 000 предпринимателей перерегистрировались в ДНР?

– Думаю, мы это тоже будем рассматривать. Я всего 19 дней депутат. Приходите к нам на заседания, рассказывайте о таких фактах, мы возьмем в работу.

Представьте, что мы во Франции, 40-й год, планируется удар немецких войск. Есть возможность сплотить общество: затянуть пояс потуже и построить нормальное государство. Но на оккупированной территории есть «Виши», в котором занято много людей. Но война ведь – это ограничения.

- Кстати, официально это не война, а АТО. Военного положения нет.

– Мы это изменим. Знаете, в чем между нами разница?

- Между мной и вами?

– Нет, между людьми. Есть люди, которые видят проблему и могут ее обсуждать, но не ищут вариантов решения. А есть люди – я себя к ним отношу – которые ищут варианты, популярные они или нет. Если мы этого не делаем, нашей страны в итоге может не быть.

- И все-таки, что вы предлагаете людям, которые не смогут больше работать с оккупированными территориями в случае принятия вашего законопроекта?

– Переориентировать свое производство.

- На что?

– Это их дело.

- Вы понимаете, чтобы переориентироваться, что на это нужно много времени.

– А вы представьте, что мы с вами – это разные группы общества. Я представляю интересы людей, которые закрыли свои бизнесы и пошли на фронт. А вы говорите, что мы должны думать только о тех людях, которые ведут бизнес с оккупированными территориями.

- Но это наш средний класс, который в стране составляет 14%.

– Это небольшой кусочек среднего класса, который потому и средний, что может найти выход в такой ситуации. И у нас половина в батальоне таких, которые закрыли свой бизнес, выбрав защиту родины.

Объясните солдату в окопе, что должен делать предприниматель. Пусть сам найдет варианты переориентировать бизнес! Давайте, кстати, соберем группу таких бизнесменов, и обсудим, как быть.

- Такое нужно делать постоянно вообще-то.

– Да, но я совсем недавно депутат. Я и комбат, и народный депутат, и был успешным предпринимателем, и занимаюсь сейчас сферой безопасности и обороны. Есть люди, которые имеют волю к действию и нацелены на результат. А есть люди, которые нацелены на процесс. Нужны и те, и те. Я отношу себя к людям, которые нацелены на результат. И у меня есть результат.

- Последний вопрос. Многие командиры батальонов ходят в Верховную Раду в камуфляже. Командир батальона «Айдар», например, даже принес флаг. Вы тоже в камуфляже приходите. Как вы это расцениваете?

– Как личное дело.

- В Раде же не фронт. Рада – это законодательный орган.

– В Раде фронт – раз. Второе – мне эта одежда более комфортна. В-третьих, я считаю, что сейчас нужно прекратить ходить в ботиночках от Gucci. Если тяжело, то всем тяжело. И, в-четвертых, я постоянно езжу туда-сюда, поэтому даже иногда не успеваю переодеваться.

Все очень просто. Это не потому, что за этим стоит Коломойский или мировое масонство. Просто вот так сложилось. Мир вообще полон чудес.

И дай бог, чтобы этим чудом, в итоге, стало у нас построение нормального государства. Честно, очень хочется. Этим можно закончить наше интервью.[1]

Источники